Двадцать лет спустя. Часть 2 - Страница 112

112

Даже сам принц Конде, сражавшийся за него, не пропускал случая унизить его или посмеяться над ним. И даже разок-другой, когда Мазарини хотел показать свою власть перед героем Рокруа, принц дал ему понять, что если он и поддерживает его, то не из убеждений и не из пристрастия к нему.

Тогда кардинал бросался искать поддержки у королевы, но и там он чувствовал, что почва начинает колебаться у него под ногами.

В час, назначенный для аудиенции, графу де Ла Шер было сообщено, что он должен немного подождать, так как королева занята беседой с Мазарини.

Это была правда. Париж прислал новую депутацию, которая должна была наконец постараться сдвинуть переговоры с мертвой точки, и королева совещалась с Мазарини насчет приема этих депутатов.

Все высшие сановники были крайне озабочены.

Атос не мог выбрать худшей минуты, чтобы ходатайствовать о своих друзьях — ничтожных пылинках, затерявшихся в этом вихре.

Но Атос обладал непреклонным характером. Приняв какое-нибудь решение, он никогда его не менял, если решение это, по его мнению, согласовалось с совестью и чувством долга; он настоял на том, чтобы его приняли, сказав при этом, что хотя он и не является депутатом Конти, или Бофора, или герцога Бульонского, или д’Эльбефа, или коадъютора, или госпожи де Лонгвиль, или Бруселя, или парламента, а пришел по личному делу, ему тем не менее надо сообщить ее величеству о вещах первостепенной важности.

Кончив беседу с Мазарини, королева пригласила Атоса в свой кабинет.

Его ввели туда. Он назвал свое имя. Оно слишком часто доходило до слуха королевы и слишком много раз звучало в ее сердце, чтобы Анна Австрийская могла забыть его. Однако она осталась невозмутимой и только посмотрела на графа де Ла Фер таким пристальным взглядом, какой позволителен только женщинам — королевам по крови или по красоте.

— Вы желаете оказать нам какую-нибудь услугу, граф? — спросила Анна Австрийская после минутного молчания.

— Да, сударыня, еще одну услугу, — сказал Атос, задетый тем, что королева, казалось, не узнала его.

Атос был человеком с благородным сердцем, а значит, плохой придворный. Анна нахмурилась.

Анна нахмурилась.

Мазарини, сидевший у стола и перелистывавший какие-то бумаги, словно какой-нибудь простой секретарь, поднял голову.

— Говорите, — сказала королева.

Мазарини опять стал перелистывать бумаги.

— Ваше величество, — начал Атос, — двое наших друзей, двое самых смелых слуг вашего величества, господин д’Артаньян и господин дю Валлон, посланные в Англию господином кардиналом, вдруг исчезли в ту минуту, когда они ступили на французскую землю, и неизвестно, что с ними сталось.

— И что же? — спросила королева.

— Я обращаюсь к вашему величеству с покорной просьбой сказать мне, что сталось с этими шевалье, и, если понадобится, просить у вас правосудия.

— Сударь, — ответила Анна Австрийская с той надменностью, которая, по отношению к некоторым лицам, обращалась у нее в грубость, — так вот ради чего вы нас беспокоите среди великих забота которые волнуют нас? Это полицейское дело! Но, сударь, вы прекрасно знаете или должны, по крайней мере, знать, что у нас нет больше полиции с тех пор, как мы не в Париже.

— Я полагаю, — сказал Атос, холодно кланяясь, — что вашему величеству незачем обращаться к полиции, чтобы узнать, где находятся д’Артаньян и дю Валлон, и если вашему величеству угодно будет спросить об этом господина кардинала, то господину кардиналу достаточно будет порыться в своей памяти, чтобы ответить.

— Но позвольте, сударь, — сказала Анна Австрийская с той презрительной миной, которая была ей так свойственна, — мне кажется, вы спрашиваете его сами.

— Да, ваше величество, и я почти имею на это право, потому что дело идет о господине д’Артаньяне, о господине д’Артаньяне! — повторил он, стараясь всколыхнуть в королеве воспоминания женщины.

Мазарини почувствовал, что пора прийти на помощь королеве.

— Граф, — сказал он, — я сообщу вам то, что неизвестно ее величеству, а именно, что сталось с этими двумя шевалье. Они выказали неповиновение и за это сейчас арестованы.

— Я умоляю ваше величество, — сказал Атос, все так же невозмутимо, не отвечая Мазарини, — освободить из-под ареста господина д’Артаньяна и господина дю Валлона.

— То, о чем вы меня просите, вопрос дисциплины, и он меня не касается, — ответила королева.

— Господин д’Артаньян никогда так не отвечал, когда дело шло о том, чтобы оказать услугу вашему величеству, — сказал Атос, кланяясь с достоинством и отступая на два шага в направлении двери.

Мазарини остановил его.

— Вы тоже из Англии, граф? — спросил он, делая знак королеве, которая заметно побледнела, готовая уже произнести суровое слово.

— Да, и я присутствовал при последних минутах короля Карла Первого, — ответил Атос. — Бедный король! Он был только слабохарактерен и за это был слишком строго наказан своими подданными. Троны в наши дни расшатались, и преданным сердцам стало опасно служить государям. Д’Артаньян ездил в Англию уже во второй раз. В первый раз ради чести одной великой королевы; во второй раз — ради жизни великого короля.

— Сударь, — сказала Анна Австрийская, обращаясь к Мазарини тоном, истинный смысл которого был ясен, несмотря на то что вообще королева хорошо умела притворяться, — нельзя ли сделать что-нибудь для этих шевалье?

— Я сделаю все, что будет угодно приказать вашему величеству, — ответил Мазарини.

112