Не отвечая ни слова, Карл еще глубже надвинул на голову свою фетровую шляпу и отвернулся; затем, когда пристав отошел, он сел в кресло, приготовленное для него против председателя, постегивая себя по сапогу хлыстиком, который был у него в руках.
Парри, сопровождавший короля, стал за его креслом.
Д’Артаньян, вместо того чтобы смотреть на этот церемониал, наблюдал за Атосом; его лицо выдавало все те чувства, которые сумел подавить король, лучше владевший собой. Волнение Атоса, обычно столь спокойного и хладнокровного, испугало д’Артаньяна.
— Надеюсь, — сказал он ему на ухо, — вы возьмете пример с короля и не дадите глупейшим образом изловить себя в этой западне.
— Будьте покойны, — отвечал Атос.
— Ага! — продолжал д’Артаньян. — Они, кажется, чего-то опасаются; смотрите, они удвоили охрану. Раньше были видны только солдаты с алебардами, а сейчас появились еще мушкетеры. Теперь хватит на всех; алебарды следят за публикой там внизу, а мушкеты направлены на нас.
— Тридцать, сорок, пятьдесят, семьдесят, — говорил Портос, считая прибывших солдат.
— Э, — заметил ему Арамис, — вы забыли офицера, Портос, а его, мне кажется, стоит включить в счет.
— О да! — сказал д’Артаньян.
И он побледнел от гнева, узнав Мордаунта в офицере, который с обнаженной шпагой в руке ввел отряд мушкетеров и поставил их позади короля, как раз напротив трибуны.
— Неужели он нас узнал? — продолжал д’Артаньян. — Если да, то я немедленно отступаю. Я вовсе не желаю, чтобы мне назначили определенный род смерти. Я хочу выбрать его себе по собственному вкусу и отнюдь не желаю быть застреленным в этой мышеловке.
— Нет, — успокоил его Арамис, — он нас не видит. Он смотрит только на короля. Гнусная тварь! Какими глазами смотрит он на него! Негодяй! Неужели он ненавидит короля так же сильно, как нас?
— Еще бы, черт возьми! — сказал Атос. — Мы лишили его только матери, а король отнял у него имя и состояние.
— Это верно, — подтвердил Арамис. — Но тише. Председатель что-то говорит королю.
Действительно, председатель Бредшоу обратился к обвиняемому монарху.
— Стюарт, — сказал он ему, — прослушайте поименную перекличку ваших судей и сделайте ваши заявления суду, если они у вас найдутся.
Король отвернулся в сторону, как будто эти слова относились не к нему.
Председатель подождал, и так как ответа не последовало, то воцарилось минутное молчание; все собрание словно замерло, ловя малейший звук.
Из ста шестидесяти трех человек, назначенных членами суда, могли откликнуться только семьдесят три, так как остальные, побоявшись участия в таком деле, не явились в суд.
— Я приступаю к перекличке, — сказал Бредшоу, как бы не замечая, что в собрании не хватает трех пятых состава.
И он стал по очереди возглашать имена всех членов суда, присутствующих и отсутствующих. Присутствующие откликались — кто громко, кто тихо, смотря по тому, насколько тверды они были в своих убеждениях.
Когда произносилось имя отсутствующего, наступала коротенькая пауза, после чего его имя повторялось второй раз.
Очередь дошла до полковника Ферфакса; двоекратный вызов его сопровождался торжественным молчанием, показавшим, что полковник не пожелал лично принять участие в этом судилище.
— Полковник Ферфакс! — повторил Бредшоу.
— Ферфакс? — вдруг раздался насмешливый голос, таежный, серебристый тембр которого сразу выдал женщину. — Ферфакс слишком умен, чтобы прийти сюда.
Слова эти были встречены громким смехом всех присутствующих: они были произнесены с той беззаботной смелостью, которую женщины черпают в своей слабости, обеспечивающей безнаказанность.
— Женский голос! — воскликнул Арамис. — Ах, много бы я дал, чтобы она была молода и красива!
И он влез на скамью, вглядываясь в трибуну, с которой послышался голос.
— Клянусь честью, — промолвил Арамис, — она прелестна. Смотрите, д’Артаньян, все смотрят на нее, но даже под взглядом Бредшоу она не побледнела.
— Это леди Ферфакс, — сказал д’Артаньян. — Вы помните ее, Портос? Мы видели ее с мужем у генерала Кромвеля.
Через минуту спокойствие, нарушенное этим забавным эпизодом, восстановилось, и перекличка продолжалась.
— Эти плуты закроют заседание, когда увидят, что они в недостаточном количестве, — сказал граф де Ла Фер.
— Вы их не знаете, Атос. Поглядите, как улыбается Мордаунт, как он смотрит на короля. Такой ли взгляд бывает у человека, который боится, что жертва от него ускользнет? Нет, это улыбка удовлетворенной ненависти, уверенности в мщении. О презренный гад, я назовут счастливым тот день, когда мы с тобой скрестим кое-что поострее взглядов!
— Король поистине красавец, — заметил Портос. — Вы видите: хотя он и в плену, а как тщательно одет! Одно перо на его шляпе стоит по меньшей мере пятьдесят пистолей. Посмотрите, Арамис.
Перекличка окончилась. Председатель приказал приступить к чтению обвинительного акта.
Атос побледнел. Он еще раз обманулся в своих ожиданиях: хотя судьи и были в недостаточном количестве, суд все же начался. Ясно было, что король осужден заранее.
— Ведь я вам говорил, Атос, — сказал ему д’Артаньян, пожимая плечами, — но вы вечно сомневаетесь. Теперь возьмите себя в руки и, стараясь поменьше горячиться, слушайте те пакости, которые этот господин в черном будет ничтоже сумняшеся говорить о своем короле.
Карл I слушал обвинительный акт с напряженным вниманием, пропуская мимо ушей оскорбления и стараясь удержать в памяти жалобы; а когда ненависть переходила границы, когда обвинитель заранее присваивал себе роль палача, он отвечал лишь презрительной усмешкой. Обвинения были тяжелые, ужасные. Все неосторожные поступки злополучного короля приписывались дурному умыслу с его стороны, а все его ошибки были превращены в преступления.