Двадцать лет спустя. Часть 2 - Страница 75

— Кажется, — сказал он, — палач-любитель превосходно выполнил свою обязанность. Удар, мне говорили, был мастерской.

Мордаунт припомнил слова Кромвеля, будто тот не знает никаких подробностей, и теперь убедился, что генерал присутствовал на казни, укрывшись за какой-либо занавесью или ставней одного из соседних домов.

— Да, — так же бесстрастно и спокойно отвечал Мордаунт, — одного удара оказалось достаточно.

— Может быть, это был профессиональный палач? — сказал Кромвель.

— Вы так думаете, генерал?

— Почему бы нет?

— Этот человек не был похож на палача.

— А кто ж другой, кроме палача, взялся бы за такое грязное дело? — спросил Кромвель.

— Возможно, — возразил Мордаунт, — что это был какой-нибудь личный враг короля Карла, давший слово отомстить ему и выполнивший свой обет.

Быть может, это был дворянин, имевший важные причины ненавидеть павшего короля; зная, что королю хотят помочь бежать, он стал на его пути, с маской на лице и с топором в руке, — не для того, чтобы заменить палача, но чтобы исполнить волю судьбы.

— Возможно и это! — согласился Кромвель.

— А если это было так, — продолжал Мордаунт, — то неужели вы осудили бы его поступок, ваша светлость?

— Я не судья в этом деле, — отвечал Кромвель, — пусть рассудит бог.

— Но если бы вы знали этого дворянина?

— Я его не знаю и не желаю знать, — сказал Кромвель. — Не все ли мне равно, тот ли это сделал или другой. Раз Карл был осужден, то голову ему отсек не человек, а топор.

— И все же, не будь этого человека, — продолжал настаивать Мордаунт, — король был бы спасен.

Кромвель улыбнулся.

— Без сомнения, — сказал Мордаунт. — Вы же сами сказали, что его хотели увезти.

— Его увезли бы в Гринвич. Там он сел бы со своими четырьмя спасителями на фелуку. Но на фелуке было четверо моих людей и пять бочек с порохом, принадлежащих английскому народу. В море эти четыре человека пересели бы в шлюпку, а дальше… вы уже достаточно искусны в политике, чтобы угадать остальное.

— Понимаю. В море они все взлетели бы на воздух.

— Вот именно. Взрыв сделал бы то, чего не захотел сделать топор. Король Карл исчез бы без следа. Стали бы говорить, что он избегнул земного правосудия, но что его постигла божья кара. Мы оказались бы только, его судьями, а палачом его — сам бог. Вот этого-то и лишил меня ваш замаскированный дворянин, Мордаунт. Вы видите теперь, что я имею основание говорить: я не хочу знать его. Ибо, сказать по правде, несмотря на его лучшие намерения, я не очень благодарен ему за его услугу.

— Генерал, — отвечал Мордаунт, — я, как всегда, смиренно преклоняюсь пред вами. Вы глубокий мыслитель, и ваш план со взрывом фелуки бесподобен.

— И нелеп, — оборвал его Кромвель, — так как он оказался бесполезным.

В политике только те планы бесподобны, которые дают плод. Всякая неудавшаяся мысль тем самым становится грубой и бесплодной. Поэтому вы, Мордаунт, сейчас же отправляйтесь в Гринвич, — закончил Кромвель, вставая, — разыщите хозяина фелуки «Молния» и покажите ему белый платок с четырьмя завязанными по углам узлами, — это условный знак. Прикажите людям сойти на берег, а порох вернуть в арсенал, если только…

— Если только… — повторил Мордаунт, лицо которого засияло злобной радостью от слов Кромвеля.

— Если только эта фелука со всем своим снаряжением не пригодится вам для личных целей.

— О милорд! Милорд! — воскликнул Мордаунт. — Бог отметил вас своим перстом и одарил взглядом, от которого ничто не может укрыться.

— Вы, кажется, назвали меня милордом? — смеясь, спросил Кромвель. — Это не беда, когда мы с глазу на глаз, но остерегайтесь, чтобы это слово не вырвалось у вас перед нашими дураками пуританами.

— Но разве вы, ваша светлость, не будете именоваться так в скором времени?

— Надеюсь! — отвечал Кромвель. — Но сейчас еще не настало время.

Кромвель поднялся и взял свой плащ.

— Вы уходите, генерал? — спросил Мордаунт.

— Да, — отвечал Кромвель, — я ночевал здесь вчера и третьего дня, а вам известно, что я не имею обыкновения спать три ночи на одной кровати.

— Итак, ваша светлость, вы предоставляете мне полную свободу на эту ночь? — осведомился Мордаунт.

— И даже на завтрашний день, если вам будет нужно, — отвечал Кромвель. — Со вчерашнего вечера, — прибавил он, улыбаясь, — вы достаточно поработали для меня, и если вам надо заняться какими-нибудь личными делами, то я считаю своим долгом предоставить вам для этого время.

— Благодарю вас, генерал. Надеюсь, я употреблю его с пользой.

Кромвель утвердительно кивнул головой, затем опять обернулся к Мордаунту и спросил:

— Вы вооружены?

— Шпага при мне, — отвечал Мордаунт.

— И никто не ожидает вас у дверей?

— Никто.

— Тогда идемте со мною, Мордаунт.

— Благодарю вас, генерал, но длинный путь подземным ходом отнимет у меня много времени, а после того, что вы мне сказали, я опасаюсь, что потерял его уже слишком много. Я выйду в другую дверь.

— Хорошо, ступайте, — проговорил Кромвель.

С этими словами он нажал кнопку. Отворилась дверь, так искусно скрытая под обивкой, что самый опытный глаз ее не заметил бы.

Приведенная в движение стальной пружиной, дверь сама закрылась за собой.

Это был один из тех потайных ходов, которые, как сообщает нам история, были во всех негласных обиталищах Кромвеля.

Потайной ход этот пролегал под пустынной улицей и приводил в грот в саду при доме, находившемся на расстоянии ста шагов от того дома, из которого только что вышел будущий протектор Англии.